Глава 6.

Из пепла смерти разгорается пламя жизни.

Это правда, но правда горькая, и теперь это как нельзя более точно отражает мою жизнь. Жизнь после смерти всегда обжигающая, сладостно-горькая, и каждое мгновение ее драгоценно. Я должна помнить об этом.

Это все, что у меня осталось.

Я оплакиваю жизнь, которая зародилась во мне, хотя для меня она была всего лишь последним отчаянным шансом на свободу. Я ношу траур, потому что глубоко в сердце я уже связала с ней свои надежды и мечты. Я ношу траур, потому что любая жизнь драгоценна. Я ношу траур, потому что я приняла бы это, независимо от того, чего бы мне это стоило.

Но после того, как эта жизнь исчезла, я начала возрождаться сама. Я почувствовала, как бьется мое сердце, как бежит по венам кровь. Я стала сильной, и это было прекрасно, потому что я снова начала жить. И даже если эта жизнь казалась слишком бедной, это была спокойная жизнь.. Я слишком долго была во власти смерти, чтобы не ценить вновь обретенную силу.

Мне больно оттого, что моего мужа нет рядом со мной, его уход оставил в моей душе кровоточащую рану, но я терплю боль, потому что это - моя вина. Причины моих поступков, когда-то такие ясные, кажутся мне теперь никчемными, а оправдания - жалкими. Компромиссы, на которые я пошла ради выживания, разлучили нас, и я знала об этом с самого начала. Я надеялась, что Алексей примет меня снова и будет защищать моего ребенка как своего собственного, но я не могла ожидать это - я была не вправе чего-то ожидать. Он помог мне, когда я была беспомощна, доказав этим свою любовь, но если он не мог оставаться со мной - разве смела я упрекать его? Я тосковала без него, он был нужен мне в моих объятиях, в постели, в работе и в сердце, но я осталась одна.

Хорошо чувствовать себя способной вынести это. Горько, но все равно хорошо, потому что после года беспомощности наш с ним союз стал вопросом не зависимости. а выбора, выбора в каждой мысли и в каждом поступке. И самое смешное в том, что теперь, когда я нарушила свои брачные обеты, наш брак более прочен, чем когда-либо. Я не видела Алекса с той ночи, но я открыто ношу его имя и обручальное кольцо, потому что наш брак - не просто совместная жизнь. Это единение душ, которое не может разорвать никакой грех. Он все еще мой муж, а я - его жена.

И что бы между нами ни произошло, мы всегда будем вместе.

***

- Почему ты с ним не поговоришь?

Я подняла голову от стопки небрежно начертанных записок.

- О чем ты? - в замешательстве спросила я, растягиваясь на твердой кровати. Мы с Алексом платим четырнадцать тысяч долларов в год, а кровать Гибсона словно сделана из камня.

- Об Алексе, - ответил Гибсон, шумно прихлебывая молочный коктейль. - И о ребенке.

Я вздрогнула. Его осведомленность беспокоила меня. К своему стыду, я оказалась для него самой близкой к матери женщиной, а он уже приближался к началу половой зрелости. Понимание им того, что я сделала, казалось странным. Я восхищаюсь Патрицией Прайс, но иногда мне кажется, что всезнание причиняет этому ребенку вред.

Нахмурившись, я отложила в сторону записки.

- Мы уже говорили об этом, Гибсон, - напомнила я. - Ты должен следить за собой. Нельзя читать мысли других без их разрешения. Твои способности влекут за собой определенные обязанности.

Его глаза протестующе вспыхнули.

- Но…

- Никаких "но", - подняла я руку. - Это мое личное дело - мое и Алексея. То, что ты можешь читать мои мысли, не означает, что ты имеешь право или достаточно опыта, чтобы делать замечания.

Он покаянно кивнул, и я, смягчившись, наклонилась к нему, чтобы коснуться его руки.

- Он винит себя, - тихо сказал он.

Я задалась вопросом, что бы это значило, но решила не спрашивать.

- Пожалуйста, не говори ничего больше, Гибсон. Если бы он хотел, чтобы я знала, он сказал бы мне сам.

- Но вы оба неправильно думаете друг о друге! - отчаянно воскликнул он. - Вы думаете о чувствах друг друга, но на самом деле они совершенно другие. Вы оба не правы!

Как жаль, что я не могу спросить, что он имеет в виду! Но слишком многие люди пользовались способностями Гибсона в своих целях, и я не собиралась становиться одной из них.

- Все равно, - настаивала я. - Это останется между нами, - я встала и подошла к нему, мягко обняв. - Тебе больше не надо быть взрослым.

Гибсон уткнулся лицом в мою руку. Он не плакал, но дрожал так, будто пытался заглушить рыдания. В каком-то смысле это было гораздо хуже.

- Мне жаль, что так происходит.

Он не имел в виду нас с Алексом - такие вещи были слишком сложны для него - но я думаю, что для него наше с Алексом примирение было бы чем-то вроде возвращения в семью, к нормальной жизни, из которой его вырвали в прошлом году. И для меня - тоже.

- Мне тоже жаль, - сглотнув, тихо ответила я. - Но не все так просто, как может выглядеть, - я отстранилась и потрепала его по волосам. Он вырос - стал уже скорее подростком, чем маленьким мальчиком. Когда он взглянул на меня, я улыбнулась. - Давай подумаем о чем-нибудь более приятном. У тебя есть планы на лето? - он слегка улыбнулся. - Я сделала тебе паспорт на имя Джереми Гибсона. Это будет легко запомнить.

Гибсон кивнул.

- Я говорил с Алексом. Он сказал, что лето я могу провести с тобой, а он возьмет меня на Рождественские каникулы.

Я согласно кивнула, но он опять удивил меня.

- Я хочу поехать в Танжер.

- В Танжер? Откуда ты заешь о Танжере?

Гибсон смутился.

- Алекс вспоминает о нем, когда думает о тебе. Я хочу там побывать. Там так красиво.

Я мысленно отметила, что Алекс думает обо мне, и тут же выругала себя. Я не хотела использовать Гибсона как какого-то шпиона-мутанта.

Нахмурившись, я вздохнула.

- Я не знаю, Гибсон. Алексей построил этот дом для нас. Не знаю, хочу ли я теперь туда вернуться. Я даже не знаю, хотел бы он, чтобы я туда приехала.

- Алекс уже сказал, что мы можем там пожить, - возразил он. - И ты сказала, что возьмешь меня куда я захочу.

Я поняла, что проиграла. Мне хотелось, чтобы у него были настоящие каникулы, чтобы я как-то смогла восполнить все то время, когда была далеко от него. Черт возьми, моей жизнью управляли материнские чувства - а я даже не была его матерью.

- Пожалуйста?

Я тяжело вздохнула.

- Хорошо. Но с одним условием.

- Каким?

- Ни одного слова о нас с Алексом, пока мы будем там. Согласен?

Его легкая улыбка заставила меня подозрительно нахмуриться, но он сказал:

- Я обещаю не говорить ни слова.

***

- Я сверну ему шею.

- Гибсону или Алексу?

- Обоим, - мрачно сказала я, рассеянно протирая локоть Скиннера. - Алекс говорит об этом, и Гибсон тут же решает, что хочет туда поехать. Он думает, что, приехав в дом, который Алекс построил для меня, я расчувствуюсь, вернусь домой и заставлю его поговорить со мной. Этого не будет, - я вонзила иглу сильнее, чем следовало.

Он с сожалением посмотрел на свою руку.

- Попробуйте не злиться, Марита. Это большая игла.

- Я могу попросить Ольгу, если хотите, - вредно ухмыльнулась я.

Скиннер поспешно затряс головой.

- Шесть футов грубой русской силы? Нет, спасибо, - возмущенно ответил он. - Я думал, казашки маленькие и хрупкие.

- Большинство, - я извлекла иглу, и он вздрогнул, укоризненно глядя на меня. - Так лучше, большой мальчик? - поддразнила я.

- Гораздо лучше, - он кивнул на образец крови. - Вы действительно думаете, что можете с этим что-то сделать?

Я пожала плечами.

- Возможно. Если у меня будет программа, которая ими управляет, все будет гораздо легче. Без нее мне придется работать вслепую, - я прижала ватку к месту укола. - Держите руку поднятой, иначе будет синяк.

Моя руки, я решила вернуться к предыдущей теме.

- Кроме того, что Алекс не захочет со мной говорить, я действительно зла на него из-за этих нанотехнологий.

Скиннер откинулся на спинку стула, поддерживая руку.

- Никогда не собирался защищать Алекса Крайчека, но я не думаю, что он делает это ради себя. Он работал на Спендера, когда заразил меня.

Отвернувшись, я открыла холодильник и отодвинула пару пузырьков с вакциной.

- Думаете, он и сейчас на него работает? - с любопытством спросила я, ставя в холодильник образцы его крови.

Скиннер покачал головой, убирая от руки ватку, и согнул руку.

- Он всего лишь использует оставшиеся возможности, чтобы остаться на плаву.

Я села на табурет и налила себе чая.

- Работать на Спендера после того, что он вам сделал? - риторически спросил Скиннер. - Ни в коем случае. Вы не знаете, на что был похож Алекс, когда вы исчезли.

- Что с ним было, Уолтер? - нерешительно спросила я, обернувшись к нему.

Он нахмурился.

- Алекс пришел ко мне на следующий день после того, как узнал… ну, вы знаете, он думал, что вы погибли. Он почти ничего не соображал.

Я попыталась представить, что чувствовала бы, если бы думала, что Алекс мертв - и не смогла. Даже воображать это было слишком больно.

- Когда он вернулся из Атени, он был очень тихим и потерянным. Это можно было слышать в его голосе, он был очень низким и хриплым - будто он проглотил стекло.

У меня в горле встал комок, когда я представила его таким.

- Зачем он ездил в Атени? - тихо спросила я.

- Спендер дал ему пепел. Он его рассеял, - ответил Скиннер, и я вздрогнула. - Я думал, вы знали.

Я покачала головой и стиснула губы, не в силах говорить.

- Вы говорите так, словно чувствуете к нему жалость, - наконец сказала я.

- Так оно и есть, - просто ответил он. - Я его не люблю, вы знаете. Но мне было его жаль. Но в конце концов он нашел вас живой, Марита… я только не могу понять, почему он вас оставил. Это бессмысленно, - в его голосе было недоумение.

Я наклонила голову.

- Пожалуйста, не думайте о нем плохо, Уолтер, - во всяком случае, не из-за меня, - добавила я, с сожалением посмотрев на его руку. - Алексей был прав. Я предала его, чтобы спастись самой. Это моя вина - не его.

Он покачал головой.

- Но сделать это сразу после того, как вы потеряли ребенка… - со злостью начал он, но осекся. - Марита? - он пристально поглядел на меня.

Я нехотя встретила его взгляд и кивнула, краснея от стыда.

- Я уже была беременна, когда вернулась, - спокойно сказала я, глядя вдаль. - У меня нет никаких оправданий - я даже не уверена, что у меня были достойные причины это сделать. Я думала, что должна была выжить любой ценой, - я моргнула, чтобы скрыть слезы. - Возможно, прелюбодеяние - не главный мой грех. Возможно, это - самонадеянность. Возможно, я должна была позволить событиям разворачиваться так, как должно было быть. Возможно, я была неправа.

Скиннер ничего не говорил, только смотрел на меня с состраданием.

- Пожалуйста, не думайте обо мне, как… - я замолчала. Я хотела сказать: "… как я сама о себе думаю".

- Я не думаю, - он взял меня за руку. - Мне жаль, что так случилось - и что он не понимает вашу сторону.

Я слабо улыбнулась.

- Он поймет. Я в это верю, - сжав, я отпустила его руку и подошла к центрифуге.

- Ничего не трогайте - Ольга закатит скандал.

Я тихо рассмеялась, мысленно благодаря его за смену темы.

- Где вы ее нашли?

- Она работала на нас с Алексеем в Норильске. Она была в Риге, когда ее семья погибла в "пожаре", а она выжила, чтобы рассказать об этом.

- У вас были неприятности с этим?

Я покачала головой.

- Некоторое время назад они обвинили нас во всем. Очевидно, Михаил - правая рука Алексея в команде - оставил кое-какие записи.

Он понимающе кивнул.

- Кто ей платит?

- Генеральный секретарь платит Ольге и остальным. Ваше и сенатора Соренса сообщения убедили его, что я не сошла с ума, но он провел свое собственное расследование. Он получает часть денег от ООН ежегодно, так что пока ему не надо отчитываться.

- А дом?

- Соренсон оплати оборудование. Дом мой - он принадлежал моей матери, - я критически оглядела лабораторию, совмещенную с кухней. - Казахские ученые работают в ее кухне над вакциной. Она перевернулась бы в гробу, - зазвонил телефон, и я взял трубку. - Марита Крайчек, - сказала я, прижимая трубку плечом, чтобы помыть чашку.

- Это Ольга Аспинадеянова. Вы нужны нам внизу - кое-что произошло.

Я нахмурилась, отставляя чашку в сторону.

- Я иду.

***

Это было душераздирающе.

Я тихонько качала обезьяненка в руках, поглаживая его блестящий мех. Он слабо прижимался ко мне, его глаза потускнели. Ольга наблюдала за мной с легким замешательством, и часть меня ненавидела ее за бесстрастность. У меня было недостаточно холодное сердце для этой работы, но кроме меня это было делать некому.

Я уставилась на стену, маленькие существа в клетках были для меня немым укором.

- Что, черт возьми, случилось? - наконец спросила я, прижимая к себе обезьянку.

- Как вы уже знаете, я решила применить в опытах с вакциной адреналин.

Я кивнула - это решение возникло из-за моего собственного необъяснимого излечения от последствий вакцинации. Адреналин был одной из возможных причин.

- Передозировки не было. Доза, которую я выбрала, должна была вернуть метаболизм к нормальному уровню.

Обезьянкка была в коме или уже умерла - я не могла понять. Я вернула ее в клетку.

- Тогда от чего они погибли?

- От самой вакцины, - спокойно ответила Ольга. - Симптомы соответствовали смерти от заражения.

Я уставилась на нее, внезапно все поняв.

- Болезнь сохраняет им жизнь, - сказала я. - Замедленный обмен веществ не дает вакцине убить их, пока она уничтожает нефть. Но затем организм не может вернуться в норму - во всяком случае, долго не может.

Ольга вручила мне кипу бумаг.

- Это необработанные данные. Завтра я составлю письменный доклад для генерального секретаря. Если позволите, есть один выход. Надо вводить адреналин постепенно, чтобы стимулировать естественное ускорение метаболических процессов. Это может подействовать.

Я нахмурилась.

- Это начало. Мы можем начать вводить вакцину - некоторым людям, тем, кто знает, - но для массовой вакцинации это не подходит. Мы не можем так тщательно следит за каждым - вообразите, сколько это будет стоить. Всемирная Организация Здравоохранения никогда не согласится на это. А даже если и согласится, никто не захочет сделать прививку до тех пор, пока не станет слишком поздно.

- Но если бы они знали об угрозе… - нерешительно начала Ольга.

- ООН никогда не согласится на это. Они единодушно решили, что утечка информации о инопланетной угрозе привела бы массовым беспорядкам.

- Вы думаете, они правы?

- Кто знает? - я пожала плечами. Ольга тяжело вздохнула.

- У нас есть еще одна проблема. Животные в другой комнате - которые сперва получили вакцину, а затем были инфицированы - тоже умирают. Нефть убивает их.

У меня отвисла челюсть.

- Не понимаю… У нас есть проблемы с вакциной, но она никогда не убивала инфицированных. Как это происходит? Я имею в виду, профилактика?

Ольга села на табурет.

- Хорошо, строго говоря, это вообще не вакцина. Это больше похоже на яд замедленного действия, который сидит в организме и ждет, пока что-то не заставит его заработать.

- Как это возможно?

- Мы не знаем, -признала она. - Я полагаю, что вакцина каким-то образом оставляет в организме несколько клеток, которые, обнаружив нефть, начинают стремительно воспроизводить себя.

Наука никогда не была моей сильной стороной.

- Как они узнают нефть? - устало спросила я. Ольга пожала плечами.

- Я могу лишь предполагать, но думаю, что доктор Чарне-Сейр связала вакцину со слабыми патогенными антителами - она изменяет их и не трогает остальное. Именно поэтому действие вакцины прекращается, как только она уничтожает нефть.

- Что вы сказали? - прохрипела я.

- Я сказала, вакцина …

- Нет, до этого, - я встала. - О Бените.

- Я сказала, что она вакцину со слабыми патогенными антителами.

- Нет, не с патогенными антителами, - сказала я, чувствуя, как сердце начинает биться быстрее. - С антителами оспы. Бенита была экспертом по оспе, а оспа - патогенная мутация. Она вступает в реакцию с белком коровьей оспы в шраме от прививки против оспы. Вот почему это работает как лекарство для всех, а как профилактика - лишь для тех, у кого есть такой шрам.

Ольга медленно кивнула. Она снова смотрела на меня с уважением.

- Это возможно, - уступила она. - Я проведу другие опыты на животных, которым сделана прививка против оспы.

- Именно, - торжествующе сказала я. - Я иду звонить генеральному секретарю. Мы должны возродить программу уничтожения оспы. Не только в Штатах - повсюду. Я хочу, чтобы к тому времени, когда будет готова вакцина, каждый мужчина, женщина и ребенок имели прививку от оспы.

Ольга с сомнением посмотрела на меня.

- Вы действительно думаете, что он это сделает?

- К тому времени, когда я закончу с ним говорить? Да, черт побери!

***

- Как все прошло?

Я прочистила горло.

- Дамы и господа, - почти театрально начала я, - мы почти ничего не знаем об этой террористической группе. Мы не знаем их цели. Мы не знаем их убеждения.

- Потому что их нет, - заметил Скиннер сквозь гудение бритвы.

- Шшш! - я впилась в него взглядом. - Мы знаем лишь то, что у них есть вирус оспы, и что они готовы использовать его. Мы знаем, что они уже применили его в Рэйсоне, штат Южная Каролина. Мы имеем неопровержимые свидетельства - не просто свидетельства, а неопровержимые свидетельства, - добавила я, и он засмеялся, - людей из ФБР, что этот теракт был лишь пробным ударом перед глобальным биотеррористическим нападением. Группа, которую мы называли Синдикатом…

- Та-та-та-та… - зловеще изобразил Скиннер.

- … нанесет новый удар. Наша единственная защита - возрождение программы защиты от оспы, материально и политически поддержанная Всемирной Организацией Здравоохранения. Здесь на глазах должны появиться слезы, - притворно пошептала я, затем прокашлялась. - Когда вы будете принимать решение, вы должны вспомнить, сколько человек в вашей семье, сколько детей сейчас беззащитны перед лицом этой угрозы, - Скиннер усмехнулся. - И так далее, - устало сказала я.

- Браво, - он немного поаплодировал. - Что еще вы им сказали?

Смеясь, я покачала головой.

- Ничего. Я повторяла одно и то же в течение часа, - я кивнула не его голую грудь. - Может, наденете рубашку? Мне становится холодно от одного только взгляда на вас.

- Вы ожидали, что я буду в деловом костюме, когда заявились сюда в семь утра? - заметил он, но подчинился. - Они вам поверили?

- Кто знает? Возможно, они согласились только для того, чтобы я успокоилась.

Он усмехнулся, застегивая рубашку.

- И когда это начнется?

Я ликующе потерла руки.

- Это самое замечательное. В Женеве состоится пресс конференция... - я посмотрела на часы, - через час.

Он направился в кухню, и я заговорила громче, чтобы было слышно через коридор. - Пока мы говорим, вакцина против оспы уже производится, и первые запасы будут готовы к середине следующей недели.

- Как быстро, - заметил он, звеня посудой.

- Они боятся, что эти так называемые террористы ускорят свои планы, если они не поторопятся. Понятия не имею, с чего они это взяли, - невинно добавила я.

Смеясь, Скиннер вернулся в гостиную с двумя чашками кофе. Я состроила гримасу, когда он протянул одну из них мне.

- Знаю, вы не любите кофе, но оно вам необходимо, - настаивал он, оценивающе глядя на меня. - Вы выглядите усталой, Марита.

- Просто смена часовых поясов, - уклончиво сказала я.

- Вы можете немного поспать, - он сел напротив меня. Я покачала головой.

- Я только… хорошо, - сдалась я. - Я просто хотела рассказать, как все прошло. Я заберу Гибсона, через пару дней мы будем в Испании, а затем - в Танжере, - я критически взглянула на него. - Вы тоже не слишком хорошо выглядите, Уолтер. Бурная ночка?

Скиннер засмеялся.

- Вы не поверите, - сказал он, глотнув кофе, - но я всю ночь пил с вашим мужем.

Мои брови изумленно поднялись.

- С Алексом? - недоверчиво спросила я. - Каким образом? - я озадаченно смотрела на него, пытаясь представить их, выпивающими вместе, но потерпела крах.

- Понимаете, мы с Алексом неплохо общаемся, когда не пытаемся убить друг друга, - чопорно парировал он. Я усмехнулась. - Я обставил его, и он принял поражение, как подобает мужчине. Он пил за меня, а потом я пил за него, а потом он за меня, а потом…

- Представляю, - сказала я с удивлением, отпив немного кофе и поморщившись от ужасной горечи. - И что же вы сделали такого замечательного, что привело к взаимному восхищению?

На его лице играла самодовольная улыбка.

- Я получил пульт для управления нанотехнологиями.

У меня отвисла челюсть.

- Каким образом? - восхищенно спросила я.

- Алекс хотел получить запас нефти, - смущенно признался он. - Я сказал, что пальцем не пошевелю, если он не отдаст мне пульт.

- Я просила вас отдать ему нефть, - укоризненно сказала я. На его лице было абсолютно невинное выражение.

- Вы не говорили, что я должен отдать ему нефть просто так.

Я раздраженно уставилась в чашку.

- Вы сердитесь? - осторожно спросил он.

Вздохнув, я покачала головой.

- Конечно, нет, - я не могла обвинять его в желании самому управлять своей жизнью - к том же, он выполнил мою просьбу. - Вы можете хранить этот пульт, пока я не вернусь? Я хочу найти способ уничтожить эти проклятые нанотехнологии раз и навсегда.

Он допил кофе.

- Это было бы великолепно, - согласился он, вставая, чтобы отнести чашку в кухню.

- Вы должны чувствовать себя лучше.

- Так и есть, - он пожал плечами, возвращаясь в гостиную, - но я сожалею о том, что так напился. Мне предстоит адский денек. Этот парень по имени Майкл Кричгау… - он осекся, когда я закатила глаза. - Что такое?

Я покачала головой, махнула рукой.

- О, он - тот самый засранец, который несколько лет назад убедил Малдера, что инопланетная угроза - всего лишь обман. Создал нам с Алексом кучу проблем. Продолжайте.

- Так или иначе, у него есть эти файлы, принадлежавшие Дане. Данные об НЛО и человеческом геноме. Его квартира сгорела вчера вечером, а его ноутбук был украден. Она прекратила играть роль ангела-хранителя для Малдера, - он поморщился от отвращения, и я вспомнила, что у него снова была стычка со Скалли, - так что я должен узнать, что он расследует. Это будет забавно, особенно дело о мутантах с лоботомией.

Я подумала, что последнее больше подходит Малдеру, но не стала заострять на этом внимание.

- А что с Дианой Дон… Дианой Фоули? - поправилась я. - Она осталась не у дел, покинув "Секретные материалы".

- Диана мертва, - мрачно ответил Скиннер.

- Что? - выдохнула я.

- Убита. Это моя вторая головная боль.

- Бедные дети, - тихо сказала я, утратив все свое хорошее настроение. Он уставился на меня.

- О чем вы говорите?

- Она была вдовой, - рассеянно ответила я. - С тремя детьми.

На его лице появилось сострадание.

- Я не знал.

- Вы и не должны были знать. Ее муж был членом Синдиката. Интересно, что теперь с ними будет? - подумала я вслух. - Это семейство словно преследует злой рок.

Ответ на этот вопрос я получила скорее, чем надеялась.

***

- Еще пять минут.

Я в замешательстве посмотрела на Гибсона.

- Гибсон, это зал ожидания. Тут не на что смотреть. Мы торчим здесь уже целый час, - он укоризненно поглядел на меня. - Я действительно хочу добраться до дома, - мягко сказала я. - Здесь жарко, и я устала. Пожалуйста.

Он бросил на меня мрачный взгляд, но неохотно уступил.

Я думала над этим, когда мы сели в такси, и чем больше я думала, тем сильнее мне казалось, что что-то было не так. Его раздражительность могла объясняться возрастом, но было еще что-то. Искоса взглянув на него, я заметила, что он выглядит взволнованным… Я подумала, что ему следовало бы поговорить со мной, и он тут же обернулся. Это было приятно - забыть на мгновение, что он телепат; но затем поняла, что он ответил на мою мысль.

- Что случилось? - наконец спросила я.

Его плечи были ссутулены, он уклонялся от моего пристального взгляда.

- Если я скажу, вы обещаете, что не будете сердиться? - жалобно спросил он. Я нахмурилась.

- Я обещаю, что попытаюсь не сердиться, - осторожно ответила я. Что он мог натворить?

- Я солгал вам об этом лете, - он неловко заерзал на сидении.

- Что ты имеешь в виду? - изумилась я.

- Алекс думает, что он будет заботиться обо мне во время этих каникул, - признался он.

- Гибсон! - прошипела я.

- Простите меня. Я только думал, что в доме, который он для вас построил, вы сможете поговорить о… (я застонала) …и все было бы опять так, как в форте Марен.

Я закрыла лицо руками.

- Я хочу, чтобы он вернулся, Марита. Я хочу, чтобы вы снова были счастливы, - он внезапно заговорил как ребенок, и я обняла его, хотя и не намеревалась это делать. - Вы очень сердитесь? - тревожно спросил он, уткнувшись лицом в мое плечо.

- Я в бешенстве, - он напрягся, и я поцеловала его в макушку. - Но это пройдет. Ладно, Купидон, когда он должен нас встретить?

Он был очень бледен.

- В этом вся проблема. Он должен был ждать нас в аэропорту.

Я пожала плечами.

- Возможно, он задержался. Возможно, он собирается встретить нас дома.

Он покачал головой.

- Он не знал, что вы будете здесь. Он думал, что я прилечу один.

Только тут я поняла его беспокойство. Алексей никогда не оставил бы Гибсона одного в аэропорту в чужой стране.

- Что ты имеешь в виду? - потребовала я.

- У него неприятности.

***

- Мне так жаль, мэм.

Пожилая женщина поставила передо мной чашку чая. Англичане помешаны на своих привычках. Когда весь мир летит к черту, они заваривают чай.

Я покачала головой.

- Это не ваша ошибка, Глэдис. Мой муж намеревался вернуться вовремя, чтобы встретить нас и сказать, что вы дома. Спасибо, - добавила я, протягивая руку к чашке и оборачиваясь к Гибсону и детям Донованов. Они играли с котом. - Как они?

- Я действительно не могу сказать, мэм. Сперва они были в шоке, но теперь это почти прошло. Они смирились с потерей. Особенно Сэмюэль - самый младший, - пояснила она.

Я медленно кивнула.

- Конечно. Их отец и дед умерли в последние три года, а теперь мать… Бедные дети.

- Ваш муж был очень тактичен, когда рассказал им об этом. Я думаю, он помог им справиться с горем - настолько, насколько это вообще возможно.

Я задумчиво кивнула. Это было похоже на Алекса.

- Мне очень неприятно волновать вас, - продолжила она, - но что нам теперь делать?

Я пожала плечами.

- Не знаю. Мне надо сделать несколько звонков, чтобы узнать о завещании Дианы. Не могу представить, кого она назначила опекуном - у нее никого не осталось, - с сожалением добавила я и вздохнула. - Вы хотели бы пока остаться здесь? Я буду платить вам столько же, сколько платила Диана, - я не знала, откуда взялось это чувство ответственности за последних сирот Синдиката, но оно было.

- Да, я была бы рада остаться, - легко ответила Глэдисю. - Мои дети выросли, и я никогда раньше не уезжала из Англии.

- Хорошо, - я допила чай. - Вы можете точно рассказать, что случилось?

- В начале недели мистер Крайчек позвонил мне. Он сказал, что миссис Донован в опасности, что она поехала в Тунис и что я должна привезти к ней детей.

- Разве это не показалось вам странным?

Она покачала головой.

- Сама миссис Донован не раз говорила мне, что это может случиться. Она была очень храброй женщиной, хотя я думаю, что женщины должны оставить такую работу мужчинам (я подавила смешок). Мы приехали в Тунис, где встретили вашего мужа. Он сказал мне, что миссис Донован погибла, и что мы должны остаться в его доме в Марокко, пока он не решит кое-что. Я связалась с ФБР, и помощник директора подтвердил, что она умерла.

- Скиннер.

- Верно. Мы приехали сюда, и он сообщил о происшедшем детям. Он дал мне немного денег на постоянные расходы и сказал, что должен поехать в Тунис, но вернется дня через два. Он сказал, что должен забрать своего сына в аэропорту. Это все, что я знаю.

- Он назвал так Гибсона? - улыбнулась я. - Его сын?

Глэдис кивнула.

- Как долго он был здесь и что он в это время делал?

- Несколько часов. Он принял душ, на несколько минут зашел в хозяйскую спальню, и затем провел около часа во второй спальне. Думаю, он готовил ее для мальчика. Все остальное время он провел со мной и детьми.

Кивнув, я встала.

- Извините.

- Конечно, мэм.

Я пошла в хозяйскую спальню и открыла встроенный платяной шкаф. Скинув на пол ковер, я обнаружила металлическую пластину. Однажды Алекс показывал мне скрытый за ней сейф, но кода я не знала. Я попыталась ввести дату нашей свадьбы, мой почтовый индекс в Нью-Йорке, его телефонный номер, но все напрасно.

Наконец мне повезло, когда я вспомнила номер его старого значка ФБР. Открыв сейф, я достала запас нефти - тот, что Алекс получил от Скиннера. Это заставило меня нахмуриться - его решение оставить нефть здесь подразумевало, что он собрался делать что-то опасное, и если речь шла о Тунисе, это должна была быть продажа информации. Он делал это уже почти год, пользуясь связями Дианы. На миг я задалась вопросом, были ли они любовниками, но решила, что теперь это не имеет значения.

Отложив в сторону нефть, я раскрыла ноутбук. Что с ним делал Алекс и зачем оставил его в сейфе? Перевернув его, я увидела выгравированное имя - "Майкл Кричгау".

Нахмурившись, я положила ноутбук обратно в сейф и закрыла его.

- Глэдис?

- Да, мэм?

- Вы не могли бы присмотреть за Гибсоном, как за остальными? Мне неловко просить вас, но…

- Ничего. Вы собираетесь искать вашего мужа?

Я кивнула и затем подумала о Гибсоне.

- Скажите, вы способны воспользоваться огнестрельным оружием?

- Хотите сказать, вроде пистолета?

- Да.

Глэдис кивнула.

- Да, миссис Донован настояла, чтобы я научилась этому. Но у меня нет оружия.

Достав из-за пояса пистолет, я протянула его ей рукояткой вперед.

- На всякий случай.

***

Я пошла в библиотеку.

Пролистав тунисские и марокканские газеты за последние дни, я нашли четыре заметки о подходящих убийствах. Два я отбросила из-за происхождения оружия, третье - из-за описания жертвы. А вот четвертое было примечательным - тунисский дипломат был убит из американского оружия, модель которого я узнала как стандартную для людей Спендера. Алекс мог убить покупателя из своего старого пистолета, оставшегося со времен работы на Спендера - но в этом не было смысла, ведь тогда он вернулся бы в Танжер. Возможно, люди Спендера подстроили ловушку Алексу и его покупателю.

Оставив Танжер, я поехала на юг, в Касабланку. Нельзя было позволить вычислить мое местонахождение - Танжер был единственным местом, которым мы с Алексом не могли рисковать. Я зарегистрировалась в гостинице и позвонила Спендеру.

- Мисс Коваррубиас, - сказал он. В трубке затрещало, когда он выдохнул - наверное, он курил. - Я гадал, когда вы дадите о себе знать.

- Моя фамилия - Крайчек.

- Ах, да. Полагаю, теперь, когда ваши враги мертвы, вам незачем скрывать свой брак.

- Большинство их, - холодно сказала я. - Где мой муж?

- Почему я должен вам это говорить? - поинтересовался он.

- Потому что вы задолжали мне. Вы задолжали мне моих детей - и мой брак.

- Ваш брак… Да, я слышал, что Алексу не понравился сюрприз, который вы преподнесли ему по возвращении, - я вздрогнула, но ничего не сказала. - Некоторые долги остаются неоплаченными, Марита. Но я мог бы дать вам информацию, если получу кое-что взамен.

- Что вы имеете в виду?

- Возможно, вы слышали, что я остался без помощника.

Я удивленно рассмеялась.

- И вы хотите, чтобы я заняла его место? Ни в коем случае. Среди ваших протеже слишком высок уровень смертности. Диана продержалась даже слишком долго.

- Да но вы ценнее, чем большинство ваших предшественников. Я слышал, что вы возродили программу уничтожения оспы, - глубокомысленно продолжил он.

Я прижала телефонную трубку плечом, чтобы развернуть мятную конфету.

- Вы и на милю не подойдете к работе над вакциной. Даже если бы я это позволила, теперь есть другие, кто не позволит. Дни вашего могущества прошли, - я сунула конфету в рот.

- Возможно, это правда, - спокойно сказал он, хотя я ждала, что он будет спорить. - Но у меня остались другие проекты, а у вас - полезные для меня связи.

Я нахмурилась, но решила, что лучше уступить, чем признать свое поражение.

- Верно, - наконец сказала я. - Где он?

- Прежде, чем я вам скажу, есть одно условие, - он выдохнул. Интересно, он вообще знал, что курить, разговаривая по телефону, невежливо, или его это просто не беспокоило.

- Какое? - устало спросила я.

- Я не хочу его освобождать, - ответил Спендер. - Я хочу, чтобы Алекс был у меня под контролем.

- А если я сам освобожу его? - с осторожной надеждой спросила я. Очевидно, Алекс был где-то, откуда можно было выбраться. Но его ответ ошеломил меня.

- Возможно, тогда мне придется сказать ему правду о вашем ребенке.

Я встретилась взглядом со своим отражением в зеркале. Я была очень бледна, лишь на скулах алели яркие пятна.

- Вы не имеете права…

- Я имею все права. В конце концов, у меня был свой интерес.

Я решила не спорить с ним.

- Прекрасно, - холодно сказала я, со злостью разрывая обертку от конфеты. - Скажите, где он.

- В тунисской тюрьме.

- В какой?

Он засмеялся.

- В самой худшей.

***

Я оставила его там.

Я убедилась, что Спендер сказал правду о тюрьме, и подкупила тюремщиков, чтобы они обеспечили чему некоторую защиту, но я оставила его там. Оставила, потому что знала, что он в безопасности, и потому что в Норильске бывало гораздо хуже. Но главным образом, я оставила его там, потому что была слишком слаба, чтобы сказать ему правду, и слишком труслива, чтобы позволить Спендеру сделать это за меня.

Я оставалась в Танжере три недели, заботясь о Гибсоне и детях Донованов. В своем завещании Диана назначила законным опекуном Алекса, и я воспользовалась его доверенностью - как и он воспользовался бы моей - чтобы усыновить их, и хотя это была всего лишь юридическая процедура, я отнеслась к ней серьезно и сделала все, что было в моих силах. Я думала о том, чтобы взять их в Нью-Йорк и воспитывать их там, но они уже привыкли к Танжеру, и поэтому я оставила их на попечении Глэдис. Лучше, если они не слишком сильно привяжутся ко мне - в конце концов, я тоже могу погибнуть.

Гибсон все это время относился ко мне настороженно, и я знала, что о не одобрял мои решения - насчет детей и насчет Алекса - но он ничего не говорил. Медленно, очень медленно он учился принимать и доверять моим суждениям. Вместо споров со мной, он старался лучше узнать своих новых брата и сестер. Он очень сблизился с ними, особенно с Шан, которая была чуть младше его. Элизабет вела себя отстраненно, и это тревожило меня, но я ничем не могла помочь. Сэмюэль был еще малышом, и его привязчивость рождала во мне сладостно-мучительное чувство - он родился уже после смерти отца, в то самое время, когда мы с Алексом ждали собственного ребенка.

Гибсон тоже остался в Танжере. Спендер знал о моей привязанности к мальчику, и это тревожило меня. Моя работа на Спендера в десять раз увеличила бы риск для Гибсона. После горячего спора поздним вечером Гибсон нехотя принял мое решение, и я вернулась в Нью-Йорк одна. Я снова стала бездетной матерью.

К счастью, моя работа со Спендером была ограничена. Кажется, что-то изменилось с Малдером, прежде чем я поехала в Танжер, и Спендер забрал гибридные гены путем хирургического вмешательства. Именно об этом говорил Скиннер во время нашей последней встречи. Но вместо выживания Спендер едва не столкнулся со своей собственной смертью. Он мог бы умереть ради своего дела, но его больше не существовало. Я ненавидела его всем сердцем, но теперь мне было жаль его. Он был похож на ребенка, который вслепую хватает отдельные части, не видя целого.

Моя настоящая работа, работа над вакциной, стремительно развивалась. Я забрала ноутбук из Танжера и обработала его содержимое, восстанавливая разрушенные данные. Это была тупая, утомительная работа - пришлось восстанавливать все, не только нужную информацию, но и электронную почту Майкла Кричгау, его тайники в интернете и собрание порнографии. Но наконец я закончила работу и получила полную картину человеческого генома.

Наступило Рождество - время, которое мы с Алексом всегда посвящали друг другу, неважно, сколько миль нас разделяло - и его отсутствие всколыхнулось во мне новой болью. Горе стало еще более острым; вернулась боль, моя постоянная спутница. Радость от успехов с вакциной была забыта - ведь это была и его работа тоже, и он должен был разделить со мной эту радость. Я была сильна в компьютерах и политике, он - в науке и обеспечении безопасности, и наша цель не могла бы быть достигнута лишь кем-то одним из нас. Брак объединял наши силы, давал нам возможность преуспеть там, где остальные терпели неудачу, и теперь, когда он был разрушен, работа, плод нашего союза, принесла мне горе, а не радость. Мне осталось лишь глубокое одиночество.

Теперь самое большое значение для меня имели, казалось бы, разные мелочи. Воспоминания, бывшие ранее просто кусочками прошлой жизни, стали центром настоящей, и в мучительной тишине ночей я обдумывала и анализировала каждую деталь. Я думала об Алексее, вспоминала, кем была до него - и кем стала после, но об этом я старалась не думать - и как он обнимал меня, как прижимал к себе сильными руками. Даже до того, как мы полюбили друг друга (неужели это когда-то тоже было?) занятия любовью не были для нас просто физиологической потребностью, это было соединение душ. Он закрывал меня своим телом, кожа к коже, сердце к сердцу, дыхание к дыханию, входя в мое сердце так же, как в тело. Он позволял мне обнимать его, обвивать руками и собой. Мое тело кричало от долгого одиночества, но больше, чем чего-то другого, я жаждала этого соединения душ. Я жалела, что мы не занимались любовью после моего возвращения, потому что тогда у меня была бы другая память. Тогда я чувствовала бы руки своего мужа на шее, груди и бедрах, а не те, другие руки.

Это болезненная память, которую я пыталась заглушить, но иногда она просачивается в мои мысли и отравляет их. Сомневаюсь, что он даже хотел меня - в том состоянии, в котором я была - но я предложила свое тело в обмен на свободу, а он никогда не дал бы что-то просто так, не взяв ничего взамен. Это не было насилием, но оставило в моих венах лед - он до сих пор не растаял. И еще - ослепляющий стыд. В те минуты, когда память возвращает не эти мгновения, я молю о прощении - Бога, моего мужа и саму себя.

Но иногда мне кажется, что никто из троих не способен на это.

***

- Что значит - у вас нет никаких идей?

Ольга выглядела несчастной.

- Это нельзя сделать с доступными в настоящее время лекарствами. Вы хотите чего-то, что не будет действовать в течение двадцати часов, а затем вдруг заработает. Там нет встроенных часов, вы же понимаете.

- А что случилось с метаболическими стимуляторами?

- Добавлять их бесполезно - организм умирает от вакцины, - ее тон исключал возможность спора, и я не пыталась возражать - я знал, что она была права. Мы обе были на грани срыва - нервы не выдерживали бессонных ночей, наполненных работой.

- А как насчет того препаратов, которые задержат стимулятор? - спросила я наконец, не имея понятия, существуют ли такие на самом деле.

Она покачала головой.

- Такого не существует. Задержать действие - возможно, но не отсрочить его. Вы не слушаете меня, Марита - сердито укорил меня она. - То, о чем вы просите - невозможно. Это требует точности, которая недоступна в фармацевтике. Это скорее…я не знаю, искусственный интеллект.

Секунд пять я в шоке глядела на нее, а затем расхохоталась от внезапного понимания.

- Ольга, вы гений!

Она в замешательстве наблюдала за мной, и последнее, что я слышала, выбегая, из лаборатории, был ее раздраженный вздох:

- Чертовы американцы!

***

- Это сработало!

Я вздрогнула от неожиданности.

- Что? - воскликнула я. Кажется, я задремала, и теперь не вполне понимала, где нахожусь. Я был в спальне моей матери, под лабораторией, а ликующий голос принадлежал Ольге. Передо мной лежал раскрытый ноутбук. Заморгав, я вернулась к действительности.

- Сколько я спала?

- Шесть часов. Вы не спали два дня, и я решила не тревожить вас.

Я потрясла головой, чтобы проснуться.

- Говорите, это сработало? - я смутно слышала шум. Животные стучали по клеткам и играли друг с другом. Это показалось мне странным, и мгновение спустя я поняла, почему. Я привыкла к тишине, которая обычно следовала за экспериментами.

Ольга кивнула.

- Они получили вакцину после инфицирования. Нефть была уничтожена, и они были больны, как и раньше, почти двадцать часов, но затем нанотехнологии дали сигнал к началу восстановления обменных процессов, и они выздоровели.

- А что с другими? С теми, кто получил вакцину до заражения?

- То же самое, - она с любопытством посмотрела на меня. - Вы действительно это сделали.

Я усмехнулась совсем по-идиотски.

- Мы это сделали, - поправила я. - И слава Богу! Есть какие-либо побочные эффекты кроме двадцати часов восстановления?

- Да, - ответила Ольга и успокаивающе поняла руку в ответ на мой пораженный взгляд. - Кажется, сигнал к началу процесса метаболизма начинает также и процесс регенерации.

- Объясните, - нахмурилась я.

- Ну, с одной стороны, заживают шрамы от прививок - белок коровьей оспы остается, - добавила она, - но мягкие ткани восстанавливаются. Но это мелкая проблема. Есть и более существенная регенерация - одна из обезьян потеряла фалангу пальца, прищемив его дверцей клетки.

Я впилась в нее взглядом.

- Я ожидала, что об этих животных будут заботиться лучше.

- Это случилось не здесь, - торопливо ответила она. - Так или иначе, ее палец растет снова. Что весьма примечательно, поскольку обычно такого не бывает. Если вы что-то потеряли, это навсегда.

- Можно ли восстановить большие части тела? - спросила я, думая об Алексе.

- Имеете в виду, типа руки или ноги? Сомневаюсь. Думаю, можно говорить только о регенерации небольших областей. У нас есть обезьяна с более существенными повреждениями, и с ней ничего не произошло. Можно предположить, что регенерация затрагивает ткани и органы диаметром, самое большее, несколько дюймов. Гланды, миндалины, что-то вроде этого. Мы могли бы сделать бизнес на ликвидации обрезания.

Я рассмеялась.

- Это может вылечить болезнь?

- Нет, но это устранит повреждения. В некоторых случаях, это сбережет людям время.

- Замечательно.

- Точно.

Я неловко встала со стула.

- Какого черта я заснула здесь? - я потянулась, хрустнув суставами. Ольга вздрогнула. - Боже, это больно, - я запрокинула голову. - Хорошо, значит, нанотехнологии работают на обезьянах. Сработают ли они на людях без отрицательных последствий?

- Не могу сказать без добровольца.

- Нам надо… - я осеклась, когда зазвонил телефон. - Извини, Ольга. Марита Крайчек.

В трубке раздался голос Спендера.

- Где вы?

- В Нью-Йорке, - ответила я крайне усталым тоном. - Что вы хотите?

Если он и слышал мое раздражение, то проигнорировал его.

- Значит, совсем рядом, - сказал он. - Я в гостинице в Саммервэйле, штат Пенсильвания. Я бы хотел, чтобы вы со мной встретились.

- Это не может подождать? - спросила я, прижимая трубку плечом и игнорируя укоризненный взгляд Ольги. Она давно приставала ко мне по поводу вредных привычек. Теперь ее пунктиком был позвоночник.

- Боюсь, что не может, - я ждала, что он выдохнет дым, но этого не было. Может, он не курил?

- Что, черт возьми, вы хотите, Спендер?

- Я ввел наркотик Дане Скалли, - спокойно сказал он. - Она спит. Мне хотелось бы, чтобы вы переодели ее в более удобную одежду.

Тон его слов никоим образом не соответствовал их странном содержанию. Такая невинная просьба.

- Я что, гребаная медсестра? - брякнула я. - Сделайте это сами.

- Не думаю, что это прилично, - чопорно сказал он.

Я подумала над этим.

- Ладно, - наконец сказала я. - Я приеду. Через час, - я повесила трубку и обернулась к Ольге. - Думаю, у нас будет доброволец.

***

- Это дерьмовая идея!

Спендер в отвращении сморщил нос.

- Вы бываете ужасно грубы, Марита, - укоризненно сказал он. - Это вам не идет.

- Вы пробуждаете мои худшие качества, - холодно парировала я.

- Не всегда.

Я недоверчиво взглянула на него, не в силах поверить, что он на самом деле полагал так, но не стала говорить об этом.

- Вы серьезно считаете, сказала я вместо этого, - что когда эта женщина проснется и увидит, что ее раздели, она будет чувствовать себя в безопасности рядом с вами?

- Если вы оставите ее нижнее белье, то да, думаю.

Я недоверчиво покачала головой. Такое мог сказать только Спендер. Не впервые я задалась вопросом, не повлиял ли тот эксперимент на его рассудок? Он не был дураком, даже сейчас, но некоторые его действия были по меньшей мере странными.

- Она будет раздета, уязвима, но я не воспользуюсь своим преимуществом, - добавил он. - Это много значит.

- Да уж, - с отвращением отозвалась я.

Он взглянул на меня, но ничего не сказал и вышел из комнаты, спокойно закрыв за собой дверь.

Я проводила его взглядом, а затем обернулась. Дана Скалли лежала на кровати, одетая в деловой костюм. Она уже два часа была под действием наркотика, которое длилось всего пятнадцать часов. Взяв ее сумку, я достала пижаму - ужасный розовый атлас - и осторожно раздела ее. Заметив микрофон в бюстгальтере, я решила не трогать его. Не знаю, что между ними произошло, но если Скалли собиралась перехитрить Спендера, я могла только приветствовать это.

Прислушиваясь к звукам за дверью, я достала из кармана кожаный футляр и открыта его. Найдя темную веснушку на бедре Скалли, я заполнила шприц вакциной и сделала укол, рассчитывая, что веснушка замаскирует след от него. Введя нефть, я подняла ее веки, чтобы убедиться, что в ее глазах не будет маслянистого блеска, но в любом случае у Скалли уже был иммунитет. Вопрос был в том, насколько восстановился ее обмен веществ?

Убрав футляр и поглядывая на дверь, я осторожно смыла каплю крови с ноги Скалли. Если все пройдет хорошо, подумала я, она проснется, чувствуя себя больной, и обвинит Спендера в том, что он ввел ей наркотик, которому она и припишет свое недомогание. Конечно, если что-то не получится, она так и останется больное, но я не верила, что это случится. Я знала, что мы все сделали правильно.

И моя вера была наконец оправдана.

***

Скалли излечилась.

Они со Спендером продолжали свои странную игру, но мне показалось, что, какая бы у них не была цель, Сепендер выиграл и не получил никаких преимуществ от своей победы. Но дело было не в этом, а в том, что в теле Скалли теперь были наномашины, и они сделали свою работу без побочных эффектов. Я повела испытания и на себе, отчасти ради научной достоверности, а отчасти - в отчаянной надежде, что ткани моей матки восстановятся и я еще смогу иметь ребенка. Четверо детей, которых я воспитывала издали, не ослабили мою боль, а лишь усугубили ее.

Эта проверка была недостаточной, но я предъявила вакцину генеральному секретарю ООН, моему мощному союзнику, а он, в свою очередь, создал сверхсекретный отдел во Всемирной Организации Здравоохранения, чтобы формально проверить вакцину и наши результаты.

Через месяц предварительная проверка была сделана, и назревало сверхсекретное собрание ООН. Я ездила в Женеву в качестве заместителя министра и мое выступление поддержали Скиннер, сенатор Соренсон, Ольга и небольшая горстка выживших членов Синдиката.

После горячих споров, последовавших за моим выступлением, мои оппоненты признали угрозу колонизации и проголосовали в пользу программы вакцинации и соответствующей политики дезинформации. Срок производства вакцины составлял около года. У меня были права на вакцину, дохода от которых хватило бы на то, чтобы обеспечить нам с Алексом и детям нормальное существование до конца наших дней.

Мы сделали это.

Мы действительно сделали это.

***

Вечером Скиннер пришел ко мне.

Я знала, чего он хотел, когда пришел в мой гостиничный номер; я знала это уже давно и разрывалась на части. Уже больше года я не знала ничьих прикосновений, больше двух лет я не занималась любовью. Когда он обнял меня, я вцепилась в него, чувствуя жадное, безудержное желание. Он был таким настоящим, таким теплым, и я хотела согреться.

Он осторожно наклонил голову и нежно поцеловал меня. Я закрыла глаза, встречая его губы. Долгое, бесконечное мгновение я наслаждалась этим, но когда он отстранился, я не сделала попытки продолжить поцелуй. Мы стояли, пристально глядя друг другу в глаза, и молчали, и я чувствовала глубокую печаль.

Сглотнув, он ласково коснулся моей щеки.

- Ничего не получится, верно? - хрипло прошептал он.

Я могла промолчать и сделать тем самым свой выбор, но я не стала. Я должна была сказать.

- Ничего, - признала я. - Я хочу вас, Уолтер. Возможно, я даже немного люблю вас. Но… - я затихла, беспомощно качая головой.

- Алекс, - сказал он, и в его голосе была доброта. Я кивнула.

- Да, - тихо согласилась я. Я погладила его по щеке, и он закрыл глаза. - Между мной и Алексеем ничего не закончено лишь потому, что он перестал быть моим любовником. Он - вторая половина моей души, - по моим щекам покатились слезы, частично из-за Алекса, но частично и из-за Уолтера, и из-за меня самой, потому что я хотела, чтобы меня обнимали, и это было адски больно. - Однажды я согрешила, и даже если он теперь никогда не прикоснется ко мне, я не могу сделать это снова. Я хочу доказать, что я выше этого.

Он вытер мои слезы, все еще глядя на меня. Его глаза были неестественно яркими, я мне было больно понимать, что я заставила страдать этого человека, преданного друга, которого я так любила. Он поцеловал меня еще раз, и я позволила это.

- Я люблю вас, Марита, - сказал он, все еще держа мою руку.

- Я тоже люблю вас, мой друг, - прошептала я, сжав его руку, прежде чем отпустить. Я смотрела, как он идет к двери, но когда он коснулся ручки, я позвала его. Он обернулся.

- Идите к Дане, - посоветовала я. Я говорила не с отвергнутым возлюбленным, но с другом, и хотела, чтобы он знал это. - Вы любили ее дольше и сильнее, чем меня. У вас остались незавершенные дела.

Он медленно кивнул.

- Возможно, я так и сделаю, - серьезно сказал он. Повернувшись к двери, он снова взялся за ручку, но вдруг остановился. - Вы помните ту ночь, когда мы с Алексом вместе пили? Перед тем, как вы вернулись из Женевы?

- Да, помню.

- Он сказал мне кое-что, и теперь я понимаю, что это значило. - И что же? - с любопытством спросила я. - Он сказал, что он все еще женатый человек. Он все еще думает о себе как о вашем муже, Марита, - он открыл дверь. - Не думаю, что незавершенные дела остались только у меня с Даной. Тогда он ушел, а я, подождав, пока звук его шагов исчезнет, опустилась на пол и заплакала. Я оплакивала себя, Уолтера и Алекса, сидящего в грязной тюремной камере из-за моей трусости. Но еще сильнее я плакала из-за страха, что меня больше никто никогда не обнимет.

***

- Они вернулись.

Спендер сказал это шепотом. Он был бледным, почти серым, тело не слушалось его. Он был не настолько болен, как я, когда он держал меня как пленницу, но он был замечательно похож на меня - те же красные глаза, те же потрескавшиеся губы. Я не чувствовала жалости к нему, но не было во мне и мстительного ликования, которого я ожидала.

Я осторожно наблюдала за ним. Даже теперь, побежденный и беспомощный, он был для меня воплощением зла. Он невинно сидел в инвалидном кресле, но это не ослабило моей тревоги. В каком-то смысле его беспомощность еще больше пугала меня - Спендеру больше было нечего терять. Это сделало его еще более опасным.

- Кто вернулся? - спросила я.

Спендер кивнул медсестре, и она тихо отошла.

- Инопланетные колонисты, - сказал он, когда за ней закрылась дверь.

У меня промелькнула мысль о старческом слабоумии.

- Колонисты мертвы. Те, кто был здесь, умерли от рук мятежников, а с Марса нельзя попасть сюда так быстро, - я говорила очень спокойно и размеренно.

- Они не с Марса. Они остались в живых в Антарктиде.

- В Антарктиде? - мои глаза широко открылись в недоверии. Спендер кивнул.

- Очевидно, ваша вакцина убивает не только нефть, но и гуманоидов.

Я кивнула - нам с Алексом это было уже известно.

- На борту упавшего в Антарктиде НЛО было сто три колониста. Все они заболели и большинство погибло.

- Большинство? - эхом откликнулась я, начиная волноваться.

Спендер кивнул. Он выглядел почти довольным. Мог ли он думать, что это было хорошо?

- Почти год корабль двигался на автопилоте. Когда шестеро оставшихся в живых оправились достаточно, чтобы восстановить контакт со своими, проект гибридизации рухнул и Марс начал готовить вторжение.

Я медленно кивнула. Его данные соответствовали предположениям Алексея и моим собственным о крахе колонистов. Меня больше не забавлял его сумасшедший бред, это была реальная опасность.

- Что они сделали? - очень тихо спросила я.

- Если они создадут гибрид и оставят его к себе домой, то они смогут подчинить себе мятежников. Они тайно работали в Орегоне уже пять месяцев, пытаясь повторить то, что произошло с Малдером в прошлом году.

- У них получилось?

Спендер покачал головой.

- Нет. Вчера их корабль столкнулся с военным самолетом. Они боятся, что мятежники узнают их, и собираются переместиться в другое место, как только уничтожат все свидетельства своих действий.

Я подумала над этим.

- Откуда вы это знаете?

- Я довольно долго контролировал их переговоры.

Я встала и подошла к окну, тяжело дыша и пытаясь понять, что же все это значит. Стекло запотело, я рассеянно протерла его. Спендер наблюдал за мной, я видела его отражение. На его лице была странная смесь расчетливости и привязанности. Однажды я уже видела такое выражение, но теперь поспешно отогнала прочь это воспоминание. Я не хотела думать об этом - не сегодня.

Наконец я обернулась к нему.

- Так что это значит для нас?

Он был слегка раздражен недостатком у меня предвидения.

- Это значит, что мы можем найти их и присоединиться к ним, - сказал он, как если бы это было единственным очевидным выходом. Для меня же единственной менее привлекательной стратегией была капитуляция. - Это значит, что мы можем спастись.

- Спасти себя, хотите вы сказать, - холодно заметила я. - Если они привезут вас к себе в качестве гибрида, то излечат, и вы будете жить.

- Разве вы не хотите пережить это, Марита? Озадаченно спросил он. - Вы могли бы присоединиться ко мне. Стать моей супругой.

Супругой?

Я с трудом отбросила отвратительное значение этого предложения, ошеломившее меня.

- Стать королевой исчезнувшей расы? - зло спросила я. - Ради чего?

- Ради жизни.

Я смотрела на него в гробовой тишине.

- Мы можем даже спасти Алекса, если для вас это так важно, - наконец сказал он. - Он может играть роль Ланселота рядом с вами, Джиневра, - его тон был насмешливым, но я видела, что сам он серьезен. Я нахмурилась.

- А если я скажу "да" - то что?

- Мы найдем их корабль и улетим вместе с ними.

Я думала - думала несколько минут. Думала о вакцине и ее распределении, неизвестном Спендеру - до него осталось еще слишком много времени. Думала о колонистах, которых было достаточно для вторжения, и оставшихся на Марсе пришельцах, которых было слишком мало для этого. Думала об Алексе, у которого не было иммунитета. И постепенно в моей голове начал созревать план.

Мы могли действительно покончить с этим.

Если я не могу вернуть свой брак, то, по крайней мере, я могу сделать это - для себя, для своих детей и для человека, которого я люблю.

- Вы сказали, что Алекс может вернуться ко мне? - сказала я, сверкнув глазами.

- Конечно, может.

Я внимательно смотрела на него.

- Тогда мой ответ - да.

Продолжение следует...