Глава 7.

Я знаю, о чем вы думаете.

О Малдере и о том, что случилось с ним. О нас и о том, что мы сделали. Это было новое начало, которое разделили мы все. Я знаю, что вы думаете о вашей дочери - неважно, действительно ли она ваша - и о Дане. Поскольку мы с Мари вернулись к нашей жизни, мы решили, что вы должны знать правду.

Мы часто думаем о вас, Уолтер, особенно теперь, когда у нас появилась Елена. Именно поэтому мы решили послать вам свои дневники, объяснить, как это все произошло. Это наш подарок.

Прежде, чем я продолжу, я должен кое-что сказать вам. В тот день, когда мы опрощались и Мари сказала вам, что она ввела вакцину Дане, мы лгали. Правда - здесь, на этих страницах. Но в сущности это ничего не меняет - Дана получила вакцину и способность к регенерации, и именно благодаря этому появился ваш ребенок. Вы не должны бояться ее происхождения или того, что с ней что-то произойдет.

Программа вакцинации протекает хорошо, я наслаждаюсь этой работой и нормальной жизнью, но мы с Мари решили остаться в Танжере и вести работу оттуда. Главное сейчас - безопасность Гибсона, но не меньше важен и покой которого мы хотим для наших детей. Элизабет и Шон не до конца чувствуют себя нашими детьми, даже теперь, но мы надеемся, что это изменится. И даже если этого не произойдет, мы все равно будем одной семьей.

Как и были всегда.

Мари читает письмо из-за моего плеча и, как всегда, шлет вам свою любовь. Я знаю, что она любит вас, и думаю, что вам было бы приятно увидеть, какой она стала. Она бегает с детьми босиком, в белом платье из марли, ее волосы длинные и распущенные, а из глаз исчезла тень, которую я всегда видел. Она теперь свободна, как и все мы, и то, как это произошло, заслуживает внимания.

Я думаю, что вы хотели бы побывать здесь, и надеюсь, что однажды, когда наши преступления забудутся, вы это сделаете. У нас сумасшедший дом с оравой детей и животных - Мари даже принесла из лаборатории обезьяну - и очень красивый сад. Мы проводим там большинство времени - после долгого пребывания в темноте мы жаждем света. Мы не заслуживаем дарованного нам счастья, и оттого оно более драгоценно.

Это благословение.

***

- Вы можете быть свободны.

Я резко обернулся на звук этих слов. Мое внимание привлек знакомый язык среди арабского лепета и смысл слов, но главным образом - голос. Высокий и ясный - голос женщины, голос американки.

Голос, который, я думал, никогда больше не услышу.

Я вышел вперед, проталкиваясь сквозь толпу сокамерников, и шаги эхом отдавались у меня в голове. Ее голос, голос жизни прорвал мою тщательно сотканную пелену забвения, и я особенно остро осознал свое жалкое состояние. Я был грязен, от меня воняло, волосы отросли, а одежду я не менял уже год. Мой рукав был завязан и подчеркивал ущербность, которую я хотел бы скрыть. Я оставил ее, когда она балансировала на грани жизни и смерти, а теперь, когда я стоял у тюремной решетки, она была сильной, а я - раздавленным. Я ненавидел самого себя и ее, за то, что она видела меня таким.

- Марита Коваррубиас, - выдохнул я, намеренно использовав ее девичью фамилию. - Когда я видел тебя в последний раз, я оставил тебя умирать.

Я пожалел об этих словах раньше, чем в ее глазах вспыхнула боль.

- Алекс, - спокойно сказала она, - если бы это зависело от меня, я оставила бы тебя гнить здесь.

Я сглотнул, ненавидя себя за предательство. В конце концов, лишь я один был во всем виноват.

Охранник открыл дверь камеры, но я не видел его. Я видел лишь исчезновение преграды межу нами. Пристально глядя в ее глаза, я вышел из камеры, и тотчас же почувствовал ее запах. Она, должно быть, тоже ощутила мой, но не отстранилась, а лишь спросила по-арабски о возможности использовать душ. Ее голос был мягким и спокойным, а глаза не отрывались от моего лица.

Мы в тишине прошли к комнате, служившей душевой, и, когда охрана оставила нас, она кивнула на скамью. Там было полотенце, туалетные принадлежности, одежда - и мой протез. Но она ничего не говорила, вообще никак не реагировала на меня. Я заметил, что джинсы были моего размера, а туалетные принадлежности - моей обычной марки. Это успокоило меня - понимание, что кто-то так хорошо меня знает.

Она не собиралась уходить, что было вполне естественно, раз мы почти пять лет были женаты. Моя просьба об этом породила бы целую кучу проблем. Единственное, что не нравилось мне больше, чем то, что она видит меня таким - это если бы она видела мой дискомфорт. Поэтому я брился, подрезал ногти, чистил зубы - делал все, чтобы оттянуть это. Но вскоре ничего не осталось, а мое желание быть чистым пересилило опасение. В конце концов, она знала, что я был здесь, и понимала, что со мной стало.

Я разделся, остро ощущая утрату мускулов и темные тени на впалом животе и груди. Она наблюдала за мной с отстраненным выражением, но я заметил, как она бессознательно сжимает и разжимает пальцы, и был странно доволен, что все еще значу для нее что-то. И мой дискомфорт исчез, потому что я понял - на самом деле меня страшило не то, что она будет смотреть на меня, а то, что ей будет все равно.

Я стоял под горячими брызгами душа, смакуя их, и наблюдал за ней. Прежде, чем придти сюда, я думал, что она снова стала сильной, но я не смотрел на нее, и теперь это дало мне настоящее тепло. Несмотря на горечь, которую я чувствовал при мыслях о ней в течение этого года, я всегда хотел этого.

Болезнь ушла. Она была стройной, гибкой, но сильной. Она была успешной. Ее волосы были длиннее чем в день нашей свадьбы, и блестели. Я помнил, как зарывался руками в эти волосы в нашу брачную ночь, как целовал ее. Закрыв глаза, я откинул голову, чтобы струи воды смыли эти образы. Я был возбужден и задавался вопросом, заметила ли она это, но затем решил, что лучше не знать.

- Кто тебя послал? - наконец спросил я, решив сосредоточиться на чем-то еще, кроме моей жены, кроме того, что я хочу в три шага пересечь комнату и взять ее, забыв об охраннике за дверью, забыв о ее чистой белой одежде и забыв о том, что она презирает меня - и за дело.

- Курильщик, - сказала она, и меня это не удивило. Она должна была связаться с ним, чтобы найти меня. Удивили меня ее следующие слова.

- Он умирает.

Я искоса глядел на нее, но она не стала вдаваться в подробности, а вместо этого спокойно сказала:

- У тебя были здесь проблемы?

Я покачал головой.

- Нет. Днем я мог позаботиться о себе, а ночью был один, - я вытер с лица воду. - Полагаю, браслет на день рождения - хорошее применение деньгам, - многозначительно добавил я.

- Вообще-то я хотела, чтобы с тобой обращались хуже, - парировала она, - но ты же знаешь, как плохо я говорю по-арабски, - она прошла мимо меня, откинув волосы с ложной бравадой, и потянулась к сумке.

Молниеносным движением я схватил ее и прижал к себе. Она протестующе вскрикнула, когда брызги воды в момент промочили ее одежду насквозь.

- Ты просто дрянь, Марита, - прошипел я, впиваясь в ее рот. Ее тело, влажное и прохладное, было прижато к моему, между нами была лишь тонкая промокшая ткань. Она прижималась ко мне, и это было невероятно. Ее дыхание участилось, на щеках вспыхнули алые пятна. Ее глаза сверкали, и я чувствовал, как мое тело хочет ее. Я думал, что либо оттолкну ее прочь. Либо возьму прямо здесь, но не сделал ни того, ни другого. Вместо этого я ослабил хватку и рассмеялся.

- Что? - оскорбленно потребовала она.

- Рад тебя видеть, Мари, - вздохнул я, смеясь, - и неважно, что было между нами, но все исчезло. Я все еще хотел ее, но напряженность исчезла - и физическая, и иная.

Она нехотя улыбнулась.

- Я тоже рада тебя видеть, Алекс, - призналась она с искренней теплотой в голосе и отошла назад. - Ты намочил меня, сукин ты сын.

Я выключил воду и взял предложенное ею полотенце.

- Мне жаль.

- Да нет, тебе не жаль, - добродушно сказала она. Она села на скамью, вытирая волосы полотенцем, но вскоре прекратила это бесполезное занятие. Я закрепил ремни протеза и попробовал согнуть руку. К счастью, у меня еще остались мускулы, чтобы контролировать это.

Она протянула мне рубашку. Ее платье быстро сохло, но я все еще мог различить очертания ее нижнего белья. Она опустила взгляд на мой пах.

- Тебе будет сложно надеть джинсы.

- Глупости, - я натянул их и отвернулся, застегивая молнию и слыша, как она героически борется со смехом. Бросив на нее нехороший взгляд, я сел рядом с ней, но она лишь ослепительно улыбнулась в ответ. Моя улыбка вышла несколько кривой.

- Как дети?

- Хорошо, - ответила она, убирая с лица мокрую прядь волос и щелкая пальцами, чтобы брызнуть на меня водой. - Гибсон скучает по тебе. Сейчас он в Танжере вместе с остальными. Нам надо будет побыть с ними, когда это закончится, - я хотел спросить, что значит "это", но решил, что могу подождать. - Сэмюэль в порядке, но Элизабет и Шан еще не до конца оправились от потрясения. Им тяжело.

Я медленно кивнул.

- Как обстоят дела с опекунством?

- Согласно завещанию Дианы, опекун - ты.

Меня это не удивило. Он могла выбирать между Малдером и мной, а Малдер не знал о детях.

- Я сделала доверенность, чтобы позаботься о них, - поспешно добавила она, - но теперь я, конечно, передам все тебе.

- Не глупи, - упрекнул я ее. Мы оба молчали, и я снова почувствовал напряженность - впервые мы вспомнили пусть даже косвенно, о нашем разрыве.

- Чего хочет Спендер? - торопливо спросил я.

- Он хочет, - подчеркнула она, - чтобы мы расположили к себе группу выживших колонистов. Тогда он предложил бы себя в качестве гибрида и излечился бы, - она мрачно улыбнулась. - Другой вопрос - что он получит.

- У тебя есть план, - понял я. Как мучительно было видеть ее такой - расчетливой, планирующей, действующей. Он источала власть и скрытую силу. Я любил смотреть на нее даже когда она была больна, а теперь это нравилось мне в тысячу раз больше.

- У меня есть кое-что получше, - ответила она с застенчивой гордостью. - У меня есть вакцина.

Я уставился на нее в шоке.

- Такая, которую можно раздать? - резко спросил я. Он кивнула, улыбаясь от уха до уха, и я сжал ее в объятиях.

- Ты сделала это, Мари! - почти испуганно сказал я, держа ее за плечи.

- Мы сделали это. - поправила она, и только тут мы поняли, что я держу ее, и отстранились друг от друга. Она прочистила горло.

- Всемирная Организация здравоохранения уже одобрила программу распределения. Нам нужно всего восемь месяцев. Насколько я знаю. - медленно сказала она, - эта группа колонистов - единственное, что представляет для нас угрозу. Никто с Марса не сможет добраться сюда вовремя.

- Мы должны найти их, - понял я.

- Давай покончим с этим раз и навсегда, - серьезно сказала она.

Меня раздирали противоречивые эмоции.

В самолете мы не разговаривали. Она дремала, а я неотрывно смотрел на нее. Приглушенный гнев на нее за то, что она оставила меня в этой вонючей дыре, не проходил, и так же не проходило чувство раскаяния. Я не хотел целовать ее с нежностью. Я хотел целовать ее сильно, грубо, страстно. Я хотел, чтобы она простила меня. Я хотел, чтобы она ненавидела меня, так, чтобы я мог ненавидеть ее. А позади всего этого было желание обнять ее и никогда не отпускать. Я не мог сказать, насколько это было вызвано любовью, а насколько - ее близостью после двух с половиной лет безбрачия.

Мы сошли в Касабланке. Наш рейс задерживался до утра, поэтому она предложила снять номер в гостинице. Я с благодарностью согласился, мечтая о сне в нормальной постели.

Консьержка спросила имя, и Мари спокойно ответила: "Марита Крайчек". Я взглянул на нее, но она сказала это автоматически и ничего не заметила. К тому времени, как она обернулась, выражение моего лица вновь было невозмутимым. Она выбрала двухкомнатный номер, даже не спросив меня, и я не спорил. Я ждал, что они скажут, что остались только однокомнатные номера на двоих, но этого не было. Очевидно, моя жизнь еще не превратилась в дрянную мыльную оперу. Не знаю, что я испытал - разочарование или облегчение.

Мы устроились в номере, и я с наслаждением погрузился в горячую ванну, впитывая роскошь свободы. Вошла Мари со спиртным - Дом Бенедиктин, мой любимый - и молча протянула мне стакан.

- Это ведь не отравлено, да? - сухо спросил я, принимая из ее рук спиртное, и заметил, что она все еще носит кольцо. Поймав ее нехороший взгляд, я пробормотал извинения.

- Успокойся, - заметила она, сев на край ванны. - Это была первая бутылка, подвернувшаяся мне под руку в мини-баре, - заметив сомнение в моем взгляде, она вспыхнула. - О, черт побери, Алекс, это отравлено! Только заткнись и пей.

Рассмеявшись, я подчинился. Это был мой первые Дом Бенедиктин за целый год. Если в нем был яд - что ж, это того стоило.

Мы наслаждались тишиной, но наконец она сказала:

- Прости, что я оставила тебя там. Спендер угрожал мне, - я взглянул на нее, внезапно кое-что поняв, - но я все равно не должна была оставлять тебя там. Это было трусостью.

Я махнул рукой.

- Забудь об этом, - легко сказал я. - Считай это злым роком.

Она с сомнением посмотрела на меня.

- Я обвиняю его, но не тебя, - серьезно сказал я. Это было не совсем правдой - или совсем неправдой - но как бы то ни было, я не хотел, чтобы она зацикливалась на этом. В конце концов, я первый бросил ее.

- Спасибо, - тихо сказала она, вставая, чтобы уйти, но остановилась в дверях. - У меня есть кое-что твое, - она достала что-то серебряное и блестящее из кармана и оставила на раковине.

Не серебро. Белое золото.

Мое обручальное кольцо.

Она вышла, тихо закрыв за собой дверь.

Одним движением я поднялся, стряхнув с себя воду, и вышел и ванны, глядя на кольцо. Что она подумает, если я оставлю его здесь? А если я его надену? И тогда я решил, что это неважно. Я все еще оставался ее мужем.

Вздохнув, я надел кольцо, и тех пор никогда его не снимал.

Мы спорили.

Я даже не могу вспомнить, из-за чего. Несомненно, из-за какой-то ерунды. В воздухе повисла напряженность с того момента, когда я вышел из ванной. Мари была угрюмой и раздражительной, и в следующую минуту мы уже спорили, как дети. Мы были на волоске от срыва, от войны, от любви.

Наконец я направился к двери, сытый по горло нашими ссорами, не зная, куда иду. Возможно, в бар.

- Мне это не нужно, Марита, - расстроенно огрызнулся я, поворачивая дверную ручку. Она грубо схватила меня за руку, вынуждая обернуться.

- Черт побери, Алексей…

Она осеклась, поняв свою ошибку. Назвав меня по имени, она выдала свои чувства ко мне. Она резко отпустила мою руку.

- Алекс, - поправилась она, затаив дыхание.

Я мгновенно прижал ее к себе, целуя, и она ответила мне тихим стоном, ее рот прижался к моему. Она толкнула меня к двери, вытянула рубашку из джинсов, ее руки заскользили по моей спине. Я провел ладонь по ее плечу, по груди.

- Мари, - выдохнул я, зарываясь пальцами в ее волосы. Я впился в ее рот, подчиняя ее своему желанию, но вопреки здравому смыслу, вопреки инстинктам моя потребность в ней отступила перед лицом чего-то большего. Мои объятия ослабли, я поцеловал ее в лоб, потом опять в губы, уже не так жестко.

Ее руки взметнулись к моему лицу, кончики пальцев прикоснулись к щекам, наш поцелуй стал нежнее. Я осторожно раздвинул языком ее губы, погладил пальцами светлые локоны. Это была уже не схватка двух противников - я любил свою жену, женщина, которой я доверял свою жизнь, и я вновь потерялся в ней. Тихий вздох был признанием моей капитуляции. Сжав в кулаке ворот ее рубашки, я оттянул ее в сторону и поцеловал нежную белизну ее шеи. Он застонала, и я не стал отрывать губ, пьянея от ее аромата.

Внезапно она вырвалась из моих рук.

- Черт побери, Алекс, - крикнула она, - я не буду твоей шлюхой!

Одернув рубашку, она выскочила на балкон. Проводив ее взглядом, я упал на стул и обхватил руками голову.

Спустя какое-то время я встал и вышел к ней. Он сидела на перилах и курила. Я уже несколько лет не видел, что она это делает. Она даже не взглянула на меня, когда я сел рядом. Мы молчали, разглядывая улицы Касабланки. Вдалеке виднелись огни Эль-Джадиды.

- Я никогда не думал о тебе так, - наконец сказа я. - Как бы больно мне ни было, я никогда не думал о тебе так. Никогда, - она резко обернулась ко мне. - То, что случилось несколько минут назад, не было просто сексом. Между нами никогда не было просто секса, - хрипло прошептал я.

- Никогда, - тихо согласилась она.

Я без спроса взял одну из ее сигарет. Мы сидели и курили, но наконец она спросила с любопытством:

- Что ты имел в виду в Форье Сидие Тоуйе? Когда сказал, что оставил меня умирать?

Я со стыдом опустил голову.

- Я не должен был говорить это, Мари.

- Я тоже сказала то, что не должна была, - признала она. - Но твои слова что-то значили, и я хотела бы знать, что.

Я озадаченно взглянул на нее.

- То, что я сделал с тобой. Как я бросил тебя.

- Бросил меня? - в замешательстве повторила она. - Ты спас меня, Алекс. Я умирала. Ты пришел на помощь как раз вовремя.

- Ты умирала, потому что я ушел в гневе и бродил пять часов вместо того, чтобы помочь тебе. Ты умирала, потому что я струсил. Неужели ты не знала? - спросил я, поймав ее ошеломленный взгляд. Она покачала головой.

- Я помню, как просила о помощи, а потом очнулась в больнице, - в ее хриплом голосе была боль.

- Из-за меня ты потеряла ребенка, - признался я, сгорая от стыда.

- Посмотри на меня, Алекс, пожалуйста, - мягко попросила она, и я неохотно подчинился. - Неужели ты думаешь, что я смогла бы доносить ребенка в том состоянии?

Я пожал плечами.

- Ты могла…

- Вероятно, произошло отделение плаценты, - твердо сказала она. - Это было не из-за тебя.

- Ты могла умереть, Мари.

Она уставилась на меня.

- Ты винил себя, - сказала она с удивлением - и состраданием.

Я сглотнул, опустил голову.

-Я не мог смотреть тебе в глаза, Мари. После всего, что я тебе сделал… - мой голос был низким от боли.

- Именно поэтому ты уехал? - спросила она. По ее щекам катились слезы. - Я думала, что это из-за ребенка, - прошептала она в ответ на мой кивок.

Я ошеломленно вскинул голову.

- Нет, - возразил я. - Я смирился с этим в ту же ночь, - она опустила голову, слезы на ее щеках блестели в лунном свете. - Я никогда бы навредил тебе или твоему ребенку, Мари. Надеюсь, ты поверишь мне, даже если и не простишь.

- Я прощаю тебя, Алексей, - тихо отозвалась она, взяв мою руку и переплетаясь со мной пальцами. Я сжал ее ладонь в ответ.

Несколько минут мы молча смотрели на звезды.

- Алексей? - тихо позвала она. - Я хотела бы рассказать тебе о ребенке… почему это случилось.

Я покачал головой.

- Я не хочу знать, - сказал я немного резче, чем хотелось бы, и она отодвинулась от меня. - Я не должен знать, - мягко поправился я.

- Возможно, - прошептала она. - Но я думаю, что должна рассказать - если ты хочешь слышать, - нерешительно добавила она. Я не хотел, но я слишком много раз отказывал ей, и поэтому кивнул.

- Я находилась там пять месяцев, - сказала она. - Когда я была на четвертой стадии опытов, я услышала разговор ученых - они думали, что я сплю.

- Что они говорили? - спросил я, хотя уже знал - они обсуждали заключенных из моей собственной лаборатории в Норильске. Внезапно я понял истинные последствия своих поступков и вздрогнул от ужаса.

Мари, казалось, не заметила этого. Ей нужны были все силы, чтобы говорить.

- Мое тело так ослабло, что результаты могли быть не теми, какие ожидались. Они не знали, как могли повлиять друг на друга вакцина, препараты и моя болезнь.

- Они собирались сказать, что умывают руки, - медленно произнес я, с силой сжимая ее пальцы.

- Да, - отозвалась она. - Я помню, как они говорили, что моя ценность в способности к деторождению - они хотели знать, передается ли иммунитет по наследству.

Я закрыл глаза.

- Я даже не знала, смогу ли забеременеть, - беспомощно продолжала она. - Я была так больна. Но мой цикл был нормальным, и я подумала, что, может быть… - ее голос прервался.

- Как ты это сделала? - спокойно спросил я.

В течение долгого момента она смотрела вдаль.

- Я спросила охрану, могу ли я поговорить с Гибсоном, - у меня вдруг возникло чувство, что она что-то скрывает, но я ничего не сказал. Мари сражалась за жизнь, кто мог бы обвинит ее в чем-то?

- Я сказал, что понимаю, что это уступка с их стороны, - объяснила она, - и что я расплачусь собой. Так я узнала, где его найти, когда ты вывел нас. Он… это не было грубым или жестоким, но… - она осеклась, качая головой. - Я не могу, - внезапно сказала она. Я притянул ее к себе, и она опустила голову на мое плечо. - Мне жаль, Алекс.

Я покачал головой.

- Все мы делаем то, что можем, чтобы выжить, - я погладил ее по волосам. - Мы - муж и жена. Твои грехи - мои грехи, - она слабо улыбнулась, вспомнив тот день в Тунгуске, и кивнула.

- Я люблю тебя, Алексей, - она прижала палец к моим губам. - Я никогда не переставала любить тебя.

- И я люблю тебя, - ответил я. - Ты все еще моя жена. Ты - моя жизнь.

Она прижалась лбом моему лбу, затем встала, держа меня за руку.

- Давай немного поспим, - шепнула она.

Кивнув, я последовал за нею. На миг я подумал о том, чтобы заняться с ней любовью, но когда мы добрались до кровати, то смогли лишь обнять друг друга и уснуть.

- Я слышал о вашем заключении.

Я уставился на Спендера. Мари предупредила меня, что он плохо выглядит, но был не готов к этому. Он был человеком, который убил моего ребенка, который забрал мою жену и сына, но он был также несчастным… и жалким. Я смотрел на него с отвращением и тревогой.

- Вы бросили меня в этот ад, - резко сказал я, взяв себя в руки. Это был меньший из его грехов, но если бы я позволил себе думать об остальных, то убил бы его голыми руками прямо здесь.

- За попытку продать кое-что, принадлежащее мне, не так ли? - парировал он хрипящим шепотом. - Я надеюсь, мы все сможем… оставить прошлое позади. У нас появилась исключительная возможность.

- Исключительная возможность? - глухо повторил я. Он верил Мари, и было бы лучше, если бы он продолжал ей верить.

Он начал говорить о крушении НЛО, но я не слушал. Я уже знал об этом, и теперь мое внимание привлекло кое-что еще. Мари. И то, как она держалась - не совсем рядом со мной, а чуть позади, между мной и Спенером. Ее дыхание было чаще, чем обычно, такое никто, кроме мужа, не заметил бы. Ее лицо было спокойным, но в его чертах была странная резкость. Вопрос, от которого я проснулся посреди ночи, внезапно появился снова, и на сей раз я не мог отбросить его как абсурдный. Теперь я был уверен.

Это был Спендер.

Это Спендеру Мари предложила себя. Это Спендера она приняла в себя, взяв от него жизнь - от этого человека, который всегда нес лишь смерть - в отчаянной попытке спасти себя. И она носила его ребенка, несмотря на свою болезнь. Это наполнило меня глубокой грустью

Я хотел убить его, причинить ему боль, хотел швырнуть его на землю. Я хотел сделать с ним все, что хотел бы любой человек, когда кто-то разрушает самое дорогое для него в этом мире. Но больше всего я хотел, чтобы все это закончилось. Я хотел отвезти ее домой в Танжер, защищать ее и помочь ей забыть.

Но я сомневаюсь, что она когда-нибудь забудет.

- Почему я и почему сейчас?

Я внимательно смотрел на Малдера. Другой человек спросил бы, откуда появились пришельцы или как мы об этом узнали, но не Малдер.

- Малдер?

Малдер, Мари, Скиннер и я одновременно обернулись к Скалли, и какой-то миг она в шоке глядела на нас. Я не видел ее несколько лет, и на миг принял ее за сестру - сестру, которая была одной из моих жертв. Я моргнул, и морок распался.

Шагнув вперед, Мари нарушила тишину.

- Агент Скалли, мы с вами еще не встречались. Я Марита Крайчек.

Малдер резко обернулся ко мне, складывая вместе все части головоломки, но я проигнорировал его и подошел к Мари. Я хотел, чтобы все прошло как можно быстрее и спокойнее.

- Привет, - спокойно сказала Скалли, не протягивая руки. Заметив меня, она заметно охладела. - Привет, Крайчек.

- Рад вас видеть, Скалли.

Она приподняла брови, но ничего не сказала. Смутно я слышал, как Малдер говорит по телефону.

- Хорошо, - сказал он, положив трубку. - Стрелки будут здесь через час с кое-какими данными для нас, так что у нас есть время. Нам не следует расходиться, - осторожно добавил он. - Это небезопасно.

Мы все согласились остаться в кабинете Скиннера. Заместитель директора достал спиртные напитки и мы с ним начали приятельски разговаривать. Наша дружба всегда была шаткой, но, испытывая общую привязанность к Мари, мы неплохо сосуществовали. Скалли некоторое время беседовала с Маритой - не знаю, о чем могут болтать женщины, но у них были похожие характеры и, кажется, они смогли найти общий язык.

Не знаю, как это случилось, но в конечном итоге со Скалли стал разговаривать я. Мари болтала со Скиннером, а Малдер, кажется, звонил Стрелкам. Мы обменялись несколькими фразами о погоде, и разговор затих.

- Вы были с Луисом Кардиналом, когда он застрелил мою сестру, верно? - спросила она. Я начал возражать, но она сказала: - Я не собираюсь бить вас, Крайчек. Я только хочу знать.

Я долго смотрел на нее, но наконец кивнул.

-Да, я был там.

Несколько секунд она обдумывала это, и затем спросила:.

- Я действительно лишь… лишь хочу знать, Алекс. Она… она не страдала?

Я покачал головой.

- Было темно. Она не видела нас. Она не боялась. Она даже не вскрикнула и потеряла сознание еще до того, как упала на пол. Она не страдала.

Скалли кивнула.

- Спасибо, - она глубоко вздохнула.

- Попытайтесь не думать о нас слишком ужасно, - тихо сказал я. - Мы все были на одной стороне.

- Вы убивали людей, - сказала она, не столько обвиняя, сколько констатируя факт.

- Как и вы.

- Но никогда - невинных, - возразила она, глядя на меня.

- Я убил нескольких, чтобы большее число людей выжило. Я знаю, что с вашей точки зрения это, возможно, неправильно, но это все равно было оправданно, - я взглянул на Мариту. - Мы все теряли что-то, чтобы мир выжил - мир, которому все равно, - горько добавил я. - В любых поисках можно ошибиться, а в наших поисках было не больше выбора, чем в ваших.

- Что вы знаете о потерях? - требовательно спросила она. - Я говорю не о вашей руке - мы все здесь в какой-то мере искалечены.

Я кивнул, подтверждая ее правоту.

- Двое детей, - тихо сказал я. Скалли вздрогнула, и я знал, что она подумала об Эмили. - Они ставили опыты на Мари, похитили ее на восемь месяцев. Она была пленницей и страдала так же, как вы. И у нее не было милосердной амнезии, - Скалли взглянула на нее с сочувствием. - Они сказали мне, что она мертва, - тихо добавил я. - Этот курящий сукин сын дал мне пепел и сказал, что это ее, - она снова посмотрела на меня, изогнув брови в ужасе и сострадании. Только сейчас я впервые увидел ее по-настоящему. - Я знаю, что вы обо мне думаете, Скалли, - резко сказал я, - но я люблю свою жену.

- Я вижу это, - спокойно ответила она. - Как давно вы женаты?

- В феврале будет пять лет, - она искренне удивилась. - Я знаю, о чем вы думаете. Как такой парень, как я, связался с такой женщиной, как она? - я криво улыбнулся.

- Вообще-то я думала, что мужчина, который помнит дату своей свадьбы, не может быть совсем плохим.

Рассмеявшись над выражением моего лица, она встала и ушла.

Я все еще был там, когда появился Малдер. Мари взглянула на нас и, беседуя со Скалли и Мадером, встала так, чтобы они нас не видели. Я кивнул ей. Малдер сел рядом, держа папку с эмблемой ООН. Печать на ней была сломана, а сам Малдер был сероватого оттенка.

- Мари сказала тебе? - спросил я, кивнув на папку.

На миг он замешкался, но потом понял, что я говорю о Марите.

- Да. Есть вакцина - она будет готова через восемь месяцев. Держу пари, ты нагрел на этом руки, - сухо добавил он. Я пожал плечами.

- Меньше, чем мог бы. Только чтобы обеспечить Мари и детей.

Малдер уставился на меня.

- У вас есть дети?

Я кивнул.

- Четверо, - я едва не рассмеялся над его лицом, глядя, как он что-то подсчитывает. - Приемные.

- Вы усыновили детей? - он смотрел на меня так, будто я внезапно превратился… полагаю, в маленького серого человечка. Тогда я все-таки рассмеялся.

- Я не монстр, как ты думаешь, Малдер.

Он покачал головой.

- Нет, я так не думаю, - задумчиво сказал он. - Плохо, но не так, - он резко посмотрел на меня. - Этот корабль, это… угроза, не так ли?

Я кивнул.

- Их достаточно, чтобы начать колонизацию, прежде чем мы введем всем вакцину. Если они узнали о Спендере…

- Понимаю, - он вертел в руках папку. - Знаешь, в Орегоне есть место, где Скалли потеряла сознание. Похоже на энергетическое поле, о котором ты говорил. Он была им не нужна, - вдруг понял он. - Они не хотели ее.

Я обернулся.

- У тебя есть гибридные гены, Малдер, - сказал я. - Думаю, тебя они впустят.

Он ошеломленно уставился на меня.

- Ты хочешь, чтобы я поднялся на борт и остановил их. Ты хочешь, чтобы я убил колонистов.

Я нехотя кивнул.

- Думаю, ты единственный, кто может это сделать, - серьезно сказал я.

- Они смотрят на нас так, будто у нас по две головы.

Засмеявшись, Мари обернулась ко мне.

- Тогда давай не будем разочаровывать их, - сказала она, нежно целуя меня. Улыбнувшись, я отвел с ее лица прядь волос, но ничего не сказал. Я был обеспокоен.

Этот вечер бы идеей Малдера. Обед и спиртные напитки, прежде чем он и Скиннер сядут на последний рейс на Орегон. Он выглядел беспечным, когда предлагал это, но меня это не обмануло. Малдер знал, что идет на смерть. Мне было грустно думать об этом, но лучше, если он будет готов к этому. Малдер собирался погибнуть с честью, раскрыв свою последнюю тайну - возможно, это был лучший способ умереть. Он танцевал со Скалли, с любовью глядя на нее, и мне показалось, что он прощался с ней.

- Пенни за мысль, - тихо сказала Мари.

- Не думаю, что они стоят так дорого, - она рассмеялась. - Как насчет твоих?

Она заколебалась.

- Почему ты не занялся со мной любовью? - наконец спросила она. - Это из-за…

Я прижал палец к ее губам.

- Да, - согласился я, - но не потому, почему ты думаешь. Я хотел, чтобы мы были подальше от всех, когда это произойдет - подальше от Спендера.

Она затаила дыхание, и я погладил ее по щеке. Она склонила голову, закрыв глаза от внезапной боли.

- Это был Спендер, верно?

Она кивнула, и я прижал ее к себе.

- Мне жаль, мне так чертовски жаль, - прошептал я в ее волосы. - Мне жаль, что ты прошла через это, жаль, что я не искал тебя, жаль, что я оставил тебя.

Она разразилась тихими, обессиленными рыданиями, еле заметно дрожа в моих объятиях.

- Я закрыла глаза, - шептала она. - Я думала, что так будет легче, что я смогу представить, что это ты, - или хотя бы, что это не он. Но он пах по-другому, он не был тобой, и я чувствовала себя такой виноватой… - она умолкла.

- Тебе нечего стыдиться, Мари. Нечего вообще, - ее волосы заглушали мой голос. Я отстранился, стирая пальцами слезы с ее щек. - Нечего.

Я не знал, верит ли она мне, но она кивнула и позволила мне обнять ее, прижать к себе.

Некоторое время мы молча танцевали.

- Я бы вырастил его, Мари, - тихо сказал я наконец. - Я бы любил его, потому что он был твоим.

- Я знаю, Алексей, - грустно улыбнулась она.

Мы танцевали еще несколько минут, но затем она остановилась. Ее глаза покраснели, но больше никаких признаков недавней бури не было.

- Я пойду умоюсь, - казала она, нежно коснувшись моей щеки. - А ты в это время должен кое с кем поговорить, - она кивнула на Малдера, который сидел со Стрелками и смотрел на нас. - У вас есть незаконченные дела.

Я подошел к нему. Стрелки пристально наблюдали за мной, но Малдер встал и прошел к ближайшей кабинке. Он сел напротив меня, мрачно вертя в руках стакан. Официант принес еще один для меня.

Мы долго молчали, но наконец он поставил стакан на стол.

- Это самоубийство, верно? - серьезно спросил он.

- Думаю, да.

Он хмуро кивнул.

- Мы были на одной стороне, не так ли?

- Да, - согласился я, - но ты выбрал более верный путь.

- Я не так уверен в этом, - ожесточенно произнес он.

- Теперь это не имеет значения. Вы должны расплатиться со всеми долгами. Чтобы ничего не осталось, - я не знал, верно ли это, но надеялся, что да.

Я вернулся к Мари, которая сидела у бара, поигрывая зонтиком от коктейля.

- Лучше? - мягко спросила она, и я кивнул, сжимая ее руку. Как получилось, что она лучше меня знает, что мне нужно? Она поцеловала мои пальцы.

- Я люблю тебя, Алексей, - задумчиво сказала она. - Я люблю тебя таким, каким ты был, но еще больше - каким ты стал.

Я думал, что себе я таким тоже нравлюсь больше.

- Мы потерпели неудачу. Возможно, именно этого вы и хотели.

Я холодно смотрел на старика. Перед лицом гибели Малдера от взрыва жалкий пафос Спендера шокировал меня. Я вновь поразился его нечеловеческой сущности. Так или иначе, все четверо детей Спендера - Джеффри, Саманта, Малдер и ребенок Мари - погибли от рук своего отца. Даже дар создателя - божественный дар - не мог оставаться святым в темной жизни Спендера.

- В любом случае… час пробил, я полагаю, - сказал Спендер. Я внимательно наблюдал за ним, как и Мари, и внезапно шагнул к нему, схватившись за ручки инвалидного кресла и толкая его из комнаты. Я слышал смутные протесты медсестры, видел, как Марита отталкивает ее. Жажда крови шумел у меня в ушах - жажда мести - но я замедлил шаг, ожидая, пока Мари не подойдет ко мне.

- Это за других людей, - отчаянно сказал я, толкая его по коридору. - Это за Ларису Коваррубиас, за Максвелла и Диану Донован, за наших детей. Но больше всего - за насилие над моей женой.

- Насилие? - насмешливо переспросил он. - Это она так сказала?

- Ее жизнь была в ваших руках, - прошипел я. - Это насилие, независимо от того, что она сказала.

Он нахмурился, но короткая вспышка его совести уже не имела значения. Момент настал.

- То, что вы делаете с Малдером и со мной, вы делаете со всем человечеством, Алекс, - спокойно сказал он, когда мы достигли вершины лестницы. Полагаю, это была его собственная версия благородной смерти. Я обезумел от мысли, что он мог причинить столько зла другим, а после этого пытаться умереть достойно.

Я с силой толкнул его с лестницы. Он выпал из инвалидного кресла, перекувырнувшись несколько раз, его глаза остекленели. Мы с Мари смотрели, как он умирает, а потом, держась за руки, спустились по лестнице и перешагнули через его тело.

Мы шли, пока не достигли солнечного света на улице, и тогда я притянул ее к себе, обнимая прямо на тротуаре, и мы смеялись и плакали одновременно, радуясь свободе и жалея о том, что мы потеряли, о том, чем мы стали. А потом мы пошли домой, как муж и жена, что бы там ни было; и мы занимались любовью.

Это закончилось. Мы выжили и отомстили.

И я никогда больше не буду убивать.

- Я выгляжу маленькой, - критически сказала Мари.

- В плане роста или объема? - засомневался я, положив руку на ее живот. Сэмюэль вскарабкался на балконные перила и балансировал там. - Осторожно, Сэм.

- И то, и другое, - задумчиво отозвалась она, вытягивая ноги.

- Я - Супермен, мама, - объявил Сэмюэль.

- Сейчас ты оттуда грохнешься, - упрекнула она.

Это вызвало у него бурный смех. Он скатился вниз прямо по нам и убежал.

Вошел Гибсон, рассеянно жуя яблоко.

- Что вы смотрите? - спросил он, но тут же вздохнул, не успели мы ответить. - О, нет, только не это снова.

- Хватит зудеть, - отозвался я. - Иди играй с Элизабет, если не хочешь смотреть.

Он покачал головой.

- Она просит, чтобы я поиграл с ней в шахматы, - пожаловался он.

- А что тут такого? - спросила Мари

Гибсон состроил гримасу.

- Она научилась скрывать свои мысли. Представляет себе небо, или кирпичную стену, или… - он вздрогнул, - Леонардо ДиКаприо (я рассмеялся). Я проигрываю.

- Тебе полезно проигрывать иногда, - мягко сказал я.

- Тьфу! - скривился он. - Вы снова заходили на те сайты о воспитании детей?

- Ты будешь смотреть или нет? - спросил я, ухмыляясь. Он пожал плечами.

- Буду, - он сел на пол перед нами.

Я дотянулся до пульта и щелкнул кнопкой.

- Заместитель председателя ООН Марита Крайчек и представитель всемирной Организации Здравоохранения Алекс Крайчек зачитают заявление. Все вопросы будут приняты впоследствии.

Гибсон нахмурился.

- Я все еще говорю, что это дурацкая прически, Марита.

Она взъерошила волосы Гибсона.

- А тебе что, больше нравится прическа Леонардо ДиКаприо? - поддразнила она. Он бросил на нее возмущенный взгляд, но все-таки рассмеялся.

- …семилетний заговор, в котом участвовали ФБР и Всемирная организация Здравоохранения в Нбю-Йорке. Члены международной группы, известной как Синдикат, совершили огромное число преступлений, связанных с биологической войной…

- Ты там худая, - заметил Гибсон, оборачиваясь к Мари. - Вообще никакого живота, а через месяц ты уже похожа на воздушный шар.

Глаза Мари сузились в притворном раздражении.

- … захватили запас биоагентов в их штабе. Большая часть этого запаса - новое биологическое оружие, созданное группой, первый известный несчастный случай от которого был назван синдромом Дмитрия. Также была найдена вакцина. Мы думаем, что группа намеревалась применить оружие, а потом потребовать выкуп…

Гибсон повернулся ко мне.

- Дмитрий не был первым. Он даже умер не от нефти, - возразил он. Мне было жаль, что он знал так много о нашей работе - это напоминало, будто мы живем рядом с вездесущим полубогом.

- Ну, мы должны были как-то это назвать, - заметил я. - Идея дезинформации - дать неверные сведения, чтобы добиться желаемого результата.

- …утверждаем, что профилактикой будет всемирная программа вакцинации. Первые запасы вакцины уже были распределены между странами и теперь доступны. Успех этой программы полностью зависит от участия народа…

Гибсон нахмурился.

- Значит, ваши слова о Синдикате и есть неверные сведения, чтобы люди получили лекарство.

Я пожал плечами.

- В основном, да.

- Почему бы просто не сказать им о пришельцах?

- Большинство людей не поверило бы, - вмешалась Мари. - Они не воспользовались бы вакциной.

- О.

- …беспокойство, что вакцина была произведена быстро, без надлежащей проверки. Вы можете это прокомментировать?

- Конечно, мы произвели все необходимые поверки. Я думаю, это соответствует характеру и серьезности угрозы. Но государственные органы подробно изучили захваченные данные…

- Сейчас будет мой любимый момент, - довольно сказал я.

Мари поглядела на меня, склонив голову.

- Эгоист.

- … не могли бы объяснить обвинения в многократных убийствах и измене до недавнего времени?

- Я могу ответить на это. Эти обвинения были созданы ФБР как часть тайного плана. Теперь они аннулированы. Мистер Крайчек многим пожертвовал, и не последнее место в этом списке занимает его репутация. Международное сообщество задолжало ему…

Я ухмыльнулся.

- Ты была очень убедительна.

Она пожала плечами.

- Ты мой муж.

- … вы имеете любую информацию относительно побочных эффектов вакцины в области генов?

- Да. На этой неделе родился первый ребенок у женщины с иммунитетом.

- Ты не слишком убедительно это сказал, Алекс, - заметил Гибсон.

- Это Мари у нас политик. Я - человек действия, - засмеялся я, эффектно напрягая бицепс. Мари захихикала.

- …правда ли, что ребенка назвали Либерти (Свобода - прим. перев.)?

- Я могу только сказать, что это девочка и что она родилась у американской пары…

- Либерти, - с отвращением сказала Мари. - Я думала, у Уолтера вкус лучше.

- Елене больше повезло, - задумчиво кивнул я, поглаживая ее по животу.

- … вы - мужчина и женщина часа. На что это похоже?

- Думаю, настоящие герои - невинные жертвы этого заговора, те, кто отдал свои жизни…

Я выключил телевизор, и Гибсон резко встал и вышел, оставив нас наедине. Ребенок-телепат был удобен - иногда.

Мари взяла меня за руки и нежно поцеловала их.

- Алексей, ты не можешь казнить себя до конца жизни.

Я мрачно покачал головой.

- Я убил сорок два человека, Мари.

- И спас всех остальных.

- Несколько лет назад я мог бы решить, что этого достаточно, - спокойно сказал я. - Теперь - нет. И ты тоже.

Она обернулась ко мне и долго на меня смотрела.

- Нет, - призналась она. - Но мы можем только продолжать пытаться быть лучшими людьми. Лучшими родителями, - добавила она, кивнув в окно на Шан и Гибсона. - Я хочу верит, что мы спаслись именно для того, чтобы найти способ стать кем-то большим, кем-то лучшим, чем люди, которые сделали все это.

Я ничего не сказал, лишь поцеловал ее волосы, вдыхая их аромат, потому что не знал, возможно ли это. Даже теперь, когда я пишу это, а рядом спит Мари, прижимая к себе мою драгоценную Елену - дар, который я никогда не смогу заслужить - я все еще не знаю, возможно ли это.

Но я знаю, что мы можем попытаться.

The end.

От переводчика: да, я немного отцензурила этот фанфик. Зачем? Во-первых, у меня приличный сайт. Во-вторых… а читайте по-английски, если не нравится. ;)